Раковый

Глава 1. Раковый


Доктор проснулся в середине ночи, по привычке посмотрев на часы: была половина второго. Его разбудили чьи-то шаги и кашель.

«Дежурный по училищу! – ужаснулся он. – Что теперь будет? Ведь заснул на посту!»

Проснулся совсем и вспомнил, что нет уже ни училища, ни нарядов с ночными бдениями. А вместо этого – скучная работа в терапевтическом отделении обычной городской больницы.

«Вот и делай открытия в «отделении для умирающих»! –подытожил он с досадой.

Да, читатель, мечтатель-Доктор стал заурядным врачом-ординатором обычной городской больницы. Ему шел тридцать второй год. Позади – суворовское училище, военная академия, медицинский институт. Девятнадцать лет учебы и никакого толка: он всего-навсего «молодой специалист» – ординатор первого года обучения. Фактически тот же студент, только с дипломом врача. А вместо изобретений и открытий – рутинная работа в терапевтическом отделении и утомительные ночные дежурства, напоминавшие ему о долгом военном детстве.

Да, не о таком он мечтал на выпускном курсе медицинского института: ему казалось, что он, имеющий два высших образования – инженера-химика и врача, непременно будет приглашен для интересной научной работы и в конце концов сделает свое главное изобретение или открытие в жизни. Действительно, на распределении ему повезло: его пригласили для дальнейшей учебы и работы в одно из управлений Минздрава страны, которое охраняло здоровье членов ЦК партии и правительства. Руководил управлением известный всей стране академик, а Шеф Доктора был в этом управлении одним из главных консультантов.

Ординатура, однако, оказалась обычной врачебной лямкой в терапевтическом отделении: очень уж удобным было для администрации больницы «затыкать дыры» неопытными выпускниками института. И почти все ординаторы первого года числились в «отделении для умирающих». Название это было, конечно, неофициальным и появилось случайно: как-то проходя по коридору Доктор услышал, как у больничного телефона-автомата вопила больная старуха:

«Я просилась на лечение в клинику, а меня привезли в отделение для умирающих!»

Ей-то было невдомек, что гордое название «клиника» прилепили к обычной городской больнице просто потому, что на ее базе располагалось несколько кафедр медицинского института. И на одной из этих кафедр – терапии – Доктор числился ординатором у Шефа.

Пока Доктор просыпался, кашель усилился, стал надрывным, а затем каким-то всхлипывающим.

«Придется вставать», – с тоской подумал он.

За всю свою более чем тридцатилетнюю жизнь он так ни разу и не отоспался. Неудивительно, что ночные бдения в больнице были для него сущей каторгой. Пока он вставал и выходил из ординаторской, прошло не более пяти минут, а из холла отделения слышался уже не кашель, а захлебывающееся клокотание. То, что он увидел, выйдя из ординаторской, показалось настолько странным, что он не поверил глазам: серый линолеум пола багровел огромными пятнами. От неожиданности и нереальности увиденного он оторопел и только затем понял: все вокруг было залито кровью.

«Вот тебе и спокойное дежурство», – пронеслась первая мысль и тут же пришла вторая:

«Кто?»

Хотя, наверное, спрашивать было излишне. Вот он, тощий, синий и небритый, работяга лет сорока, которого накануне вечером привезли умирать с раком легкого, сильными болями и кровохарканьем. Доктора он встретил словами:

– Ну вот и добралось до меня Министерство здраво… захоронения.

На что последний промолчал (хотя шутку оценил), но про себя отметил, что Раковый явно не жилец. Ведь не лечить – умирать привезли его в отделение для умирающих. Наверное, не зря так его назвали: немало престарелых людей отправляли оттуда прямо в морг. Правда, вслух об этом говорить было не принято. Давая указания об этом поступившем – Раковом, врач приемного отделения с ложью и в глазах, и в голосе заверяла:

– Вам с ним и делать ничего не надо. Давайте от кашля кодеин, при сильных болях морфин, а по поводу кровохарканья мы все меры приняли, думаю, до утра он дотянет. А там к нему уже родственники придут дежурить. Так что желаю вам, чтобы ночь была спокойной.

«Вот тебе и «дотянет», вот тебе и «делать ничего не надо»!

Все эти мысли пронеслись в голове Доктора за какие-то несколько секунд. И вот он уже трясет за плечо заснувшую на посту сестру со словами:

– Давай быстро делать все, что можно, – кивая головой в сторону холла, куда из-за отсутствия свободных мест в палатах и положили на ночь Ракового.

Но что можно сделать, когда не кровь, а жизнь толчками выходит изо рта сидящего на больничной койке, заливая алым потоком пижаму, простыню, и медленным красным ручейком струится на пол? Ничем уже нельзя помочь, и под сопение сестры, ставящей нужную только для истории болезни капельницу, приходится повторять почему-то еще не потерявшему сознание работяге:

– Все будет хорошо, все будет хорошо, только не кашляй!

Ведь так хочется верить, что все будет хорошо, и так хочется «дотянуть» до утра! Хотя уже давно знаешь, что смерть приходит за людьми обычно ночью. Наверное, понял это и Раковый, потому что вдруг открыл глаза и прошептал еле слышно:

– Все, это конец…

Но послышались Доктору в его словах сомнение и надежда. Как будто тот спрашивал:

«Ведь буду еще жить, ну хоть еще немного, пусть в больнице, пусть с болью, с кашлем и кровью? Ну хотя бы до утра, чтобы увидеть жену и детей, и если умереть, то с ними, а не с вами двумя из Министерства здраво…захоронения».

Но назло надежде и сомнению конец наступил: лицо исказилось, глаза закатились, тело дернулось и скатилось с постели в кровавую лужу. Доктор снова посмотрел на часы и не поверил своим глазам: на часах была половина второго ночи.

«Не может быть!» – первая мысль сменилась второй:

«Часы встали?»

Но секундная стрелка продолжала свой ход.

«В ординаторскую – там есть другие на стене».

Одна секунда до ординаторской, а там покрытые пылью и известью после ремонта, по-видимому, уже как год мертвые часы. Опять бегом в холл, и снова мистика: рядом с койкой Ракового сестра ставит капельницу, кровь продолжает течь изо рта, только уже не потоком, а тоненькой струйкой. Тот что-то тихо шепчет, но сразу же при появлении Доктора наступает конец: лицо искажается ужасной мукой, глаза закатываются, тело дергается и теперь уже во второй раз скатывается с постели в кровавую лужу. Ошеломленный взгляд на часы зафиксировал без четверти два ночи. Ничего не понимая, Доктор уставился на сестру, а та, видимо, чувствуя какую-то непонятную вину, стала как-то сбивчиво оправдываться:

– Не было вас на месте, нигде не могла найти, вот и пришлось ставить капельницу…

– Но ведь он же при мне сказал: «Все, это конец», – стал вслух вспоминать Доктор и тут же умолк: сестра ошеломленно уставилась на него, вид у нее был растерянный и испуганный…

Доктор – материалист, во всем любивший ясность и точность, не мог поверить, что такое могло произойти наяву. Оставалось одно объяснение: первая смерть ему приснилась. То, что Раковый – не жилец, было ясно сразу, возможные причины тоже не загадка. Вот только непонятно, почему все так точно совпало, хотя, если говорить по правде, совпал только конец. А в подобных случаях все довольно легко домыслить. Непонятно только, почему сестра не могла его найти? Но и тут есть объяснение: она сама проспала и прибежала к Раковому уже под конец. Оставалось не разъясненным, каким же образом он спал и одновременно бегал из ординаторской в холл и обратно, а если спал, то в какой именно момент встал? Решив, что разъяснит это позднее, Доктор ушел в ординаторскую за историей болезни умершего.

Оставшиеся до утра часы сестра мыла пол и оттирала от крови кровать и тумбочку. Доктор в ординаторской сочинял в истории болезни посмертный эпикриз, описывая, конечно же, все не так, как было на самом деле. Да и кто бы поверил, что можно дважды увидеть смерть безнадежно больного. Вот так закончилось для него не предвещавшее ничего особенного обычное ночное дежурство в отделении.

В девять утра он отчитывался за него на утренней конференции. По поводу умершего не возникло никаких вопросов: врач из приемного так обрисовала историю болезни Ракового, что действиями Доктора никто даже не поинтересовался. И только сестры в отделении как-то странно смотрели в его сторону и перешептывались. Доктор сразу понял: это не к добру. И действительно, через какое-то время его пригласила к себе Куратор этого отделения, одна из ассистентов кафедры Шефа.